Не те песни…

До войны еще две недели, а меня уже колбасит. Терзают смутные сомнения. «Все нормально, полковник, не дрейфь! — успокаивают кадровики, — мы эту чеченскую гниду ногтем раздавим. Ты прикинь, старик, их «с гулькин хрен», даже на карте без лупы не найти! А за нами Россия, понимаешь!..»…

Я прикидываю, закусывая килькой: «Верно, матерые штабисты толкуют. Что такое Чечня — поросячий пятачок, не больше. В тыщу раз меньше нашей венценосной. Да клять ее, эту вайнахию с ее больным на голову генералом. Всю Европу в 45-м подмяли, а тут… Двумя батальонами справимся, да так, что с их гор кровавая юшка сойдет!»

Принимаю третью. Гордость распирает. Генерал напротив, ворот расстегнул. Крестится, потом запрокинув голову, осушает стакан. «Вот это орел!» И, не выдержав нахлынувших эмоций, в патриотическом угаре ору: «Товарищу генералу… Отцу родному… Многие лета!..Уррра!.. Гип-гип уррааа!» Офицеры рвут голоса. Распластав предплечья по горизонту и оттопырив мизинцы, становятся наизготовку. Пауза.

Водка родниковой струей устремляется в глотки. Счастливым взглядом окидываю «боевых» друзей. Родные лица. Потрепанные малость, но свои в доску. Вон, у Петра из всей растительности одни бакенбарды остались. Валька белый как лунь. У Вовки камни в почках, но держится молодцом. Генерал, полыхнув лампасами, бьет коротким тостом.

Все встают. Одобрительный гул и снова пьем. Стрелки на часах показывают четверть первого. Ночь. Лубянка спит и лишь на пятом этаже продолжается веселье. «Опять домой не приеду!» — врывается и тут же гаснет единственная здравая мысль. В нос ударяет могильный запах окурков в томатном соусе. В углу кабинета шипит телевизор «Рекорд» без задней панели. «Переключил бы кто!» — командует генерал.

Я вскакиваю и кручу переключатель каналов. Телевизор хрипит, взрываясь пятнами по кинескопу. Пусто, пусто. Попал! На экране под сиплый саксофон извивается голая женщина с бетонными грудями. «Фффу!» Продолжаю работать переключателем. Есть сигнал! Лощеный Гусинский с влажными губами критикует правительство. «Убери ты этого фарцовщик! Где бы тон гнида был без нашего Бобкова!» — кричит начальник отдела кадров. Кручу дальше… Тальков! Люблю его! «Оставить?» — спрашиваю офицеров.

…А вокруг, как на парад,
Вся страна шагает в ад
Широкой поступью…

Родина моя
Скорбна и нема...
Родина моя,
Ты сошла с ума.

— рычит хриплым голосом иконоликий бард. «Да выруби ты его! — тряся сединами, отзывается Валентин, — Не нагоняй тоску!» Новый щелчок — и на экране оживает потный Корнелюк.

Знал бы прикуп – жил бы в Сочи
Вместе с Олей — дамой треф.
Но судьба пока не хочет
Мне двух карт открыть секрет

«Гаси ты этот ящик! — басит генерал, — Петр Федорович, ты бы за баяном слетал, что ли!» Телевизор выдает предсмертную картину светящегося пятна по центру и торжественно умолкает. Вскоре гармонист лихо отжимает пуговицы трехрядки и после короткого проигрыша, растянув меха, густым баритоном вступает:

Если завтра война, если враг нападет,
Если темная сила нагрянет…

Луженые офицерские глотки подхватывают.

Как один человек, весь советский народ
За свободную Родину встанет!

Петр Федорович, воодушевленный мощной поддержкой выводит уже новый мотив.

В далекий край товарищ улетает,
Родные ветры вслед за ним летят.
Любимый город в синей дымке тает,
Знакомый дом, зеленый сад и нежный взгляд.

Разгоряченные мужики уже поют стоя, махая полными стаканами в такт очередной песни. Водка льется на пол. В огромном кабинете рвется под потолок старая песня.

Броня крепка, и танки наши быстры,
И наши люди мужества полны:
В строю стоят советские танкисты —
Своей великой Родины сыны.

Вдруг помимо воли в моем воспаленном мозгу проявляется страшная картина. «Мужики! — кричу я в отчаянии. — Кровь! Я вижу кровь!» «Ты рехнулся полковник! — резко обрывает меня генерал. Встает и, обращаясь к остальным, командует, — Этому больше не наливать!»

А меня уже несет. «Товарищ генерал, кровавая баня будет! Полягут наши!..» «Прекратить истерику!» А я, словно в последний раз, лихорадочно излагаю свою догадку: «Товарищ генерал, у нас песен нет! Нам не с чем воевать! Голые бабы и прикуп в Сочи — это смерть!»

Через минуту друзья под руки уводят меня прочь от генеральского кабинета. «Дурачина! — мягко и с укором, комментирует мой позор Валентин, — Ну выпил лишнего, ну помолчи! Что ты завелся?! Отоспись! Завтра до обеда подготовишь карты и пойдем на доклад» А меня терзают воспоминания о внезапном страшном видении и душат пьяные слезы…

Прошло семнадцать лет. Опираясь на костыль, перехожу из кухни в кабинет. Жму красную кнопку новенького пульта. Оживает плазменная панель.

Делай раз, делай два
Отжигает вся страна
Звуки клуба нарастают
Бас рвет, убивает, жги,
жги до утра Веселее страна
Будем двигаться в экстазе
Ночь — електро вместе с нами

Резко бью по кнопке и отбрасываю пульт. Память услужливо выкатывает очередную порцию музыкального бреда этого автора «Колян знает тропинки волшебных полян. Колян — на шее кулончик ин-ян».

И снова всплывают жуткие миражи, которые я увидел за две недели до Чеченской войны. «Победы без настоящих песен не бывает, — ворчу я себе под нос, наливая в стопку с российским гербом молдавский коньяк, — А мы еще и не встретили свою настоящую войну… Все впереди… Только бы песен хватило!..»