Женское лицо войны

Многие были уверены, что образ Родины-матери — собирательный. Но у женщины с плаката был реальный прототип. Художник Ираклий Тоидзе изобразил на нем свою жену Тамару. В жилах женщины, позировавшей для самого известного плаката времен Великой Отечественной, текла испанская, немецкая, польская и еврейская кровь…

Этот плакат в годы Великой Отечественной войны был задуман как средство наглядной агитации и пропаганды, но стал подлинным шедевром. Женщина, обернутая в красный стяг, с текстом присяги в руках, звала в бой, на защиту Отечества. Плакат висел на сборных пунктах и вокзалах, на проходных заводов и в воинских эшелонах, на кухнях в домах и на дощатых заборах. Для солдат и офицеров он стал портретом Матери, в котором каждый видел черты дорогого ему лица…

Как была создана агитка, которую называли «плакатом-солдатом», «плакатом- добровольцем», — накануне Дня Победы рассказал «МК» сын художника — Александр Тоидзе.

Моя бабушка, Анна Яковлевна, даже годы спустя после войны не могла спокойно слушать строки песни «Вставай, страна огромная!», как и смотреть на плакат, где красным были выбиты слова: «Родина-мать зовет!» От проникновенного взгляда женщины на плакате шли мурашки по коже... Как художнику Ираклию Тоидзе удалось создать образ Матери, которая затмила собой тысячи политруков и повела бойцов в бой?

— Отец был рисовальщиком от Бога, — говорит сын художника, Александр Тоидзе. — Портрет писал он весьма необычным способом — сначала рисовал глаза человека, потом нос и только потом изображал овал лица. Эту манеру он перенял у деда — Мосе Тоидзе, который в свое время учился в Петербургской академии художеств, был колоритной фигурой, с кого Репин писал Христа.

Вернувшись на родину, в Грузию, дед стал профессором, преподавал в Тбилисской академии художеств. Там же учился и мой отец — Ираклий Тоидзе. В 30-х годах, будучи уже известным художником, он переехал в Москву. Работал в журнале «Безбожник» плакатистом и иллюстратором. Второй страстью отца была поэзия, он был знаком с Владимиром Маяковским, Александром Блоком, но по-настоящему дружил с поэтом Андреем Белым.

Семье художника Ираклия Тоидзе в Москве пришлось ютиться в коммунальной квартире. Дом стоял в самом центре — на Гоголевском бульваре.

— В большой коммуналке с длинным коридором кроме нас проживало еще пять семей, — продолжает рассказывать Александр Тоидзе. — Мы занимали две комнаты, одна из которых была отдана под мастерскую отца. Накануне войны отец иллюстрировал поэму Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре», для чего в комиссионке купил шкуру уссурийского тигра. Я страшно боялся проходить из одной комнаты в другую, так как в проходе стоял диван, на котором лежала та самая шкура с головой тигра.

Это я теперь понимаю, что глаза у зверя были стеклянными, клыки и вывалившийся язык — из гипса. Но в детстве тигр казался мне живым. Мимо дивана я не ходил, а только, осмелившись, стремглав пролетал как пуля. Тот тигр помог отцу сделать отличные иллюстрации к книге Руставели. Советы ему давала и мама, которая тоже была художницей. Они души не чаяли друг в друге. Если отец уезжал из дома, присылал маме звуковые письма в стихах.

— Ваша мама Тамара тоже была грузинкой?

— Маму звали Тамара Теодоровна, но отчество было, как шутил отец, непролетарское, и все звали ее Тамарой Федоровной. Мама была родом из Санкт-Петербурга, в ее предках текла испанская, немецкая, польская и еврейская кровь. Она была настоящей красавицей, на всех приемах тут же оказывалась в центре мужского внимания. Понятно, что отец, как истинный грузин, маму страшно ревновал. Счастливая жизнь рухнула 22 июня 1941 года.

— Как родители вспоминали начало войны?

— Мама рассказывала, что, услышав сообщение Совинформбюро о нападении фашистов, страшно испугалась за детей. От первого брака у нее была 9-летняя дочь Марина, которая жила отдельно со своим отцом, мне тогда шел третий год. Вбежав к отцу в мастерскую, мама с шумом распахнула дверь, крикнула в отчаянии: «Война!» Видимо, выражение лица у нее было такое, что отец воскликнул: «Стой так и не двигайся!» Он был безумно талантлив, как губка в один миг улавливал и впитывал эмоции, которые обуревали человека. И сразу начинал делать наброски.

— Какие материалы использовал художник?

— Рисовал плакат углем, итальянским карандашом, который не отсвечивал, и красной гуашью. Мама стояла у окна и позировала. У нее то и дело затекала поднятая вверх рука. Многие потом усмотрели в ее отведенной назад руке характерный жест эмоциональных женщин-грузинок, который означал «внимание, все ко мне». Я думаю, что для отца это был прежде всего объединяющий призыв к действию. В ту ночь он работал как одержимый. К утру плакат был готов. Он был стандартного размера: 90 на 60 сантиметров. Через пять дней плакат уже вышел из типографии. Только первый тираж зашкалил за миллион.

— Ваша мама — красавица брюнетка. Ираклий Тоидзе нарочно упростил ее образ?

— Образ Родины-матери во многом обобщенный. Маме в 1941 году было 37 лет, но никто ей тогда не давал и 30. Отец состарил ее, сделал ее образ понятным многим. В изображенной женщине, например, я разглядел черты и нашей соседки по коммунальной квартире. Слова же «родина-мать» отец мог позаимствовать у своего друга, Андрея Белого. В томике его стихов отец сделал ряд пометок, в частности выделил карандашом строки из его «Отчаянья»: «Века нищеты и безволья! Позволь же, о, родина-мать, в сырое, в пустое раздолье, в раздолье твое прорыдать...»

— Почему Родину-мать художник одел во все красное?

— Красный цвет издревле ассоциировался с активным началом, с кровью, с огнем. Когда римские полководцы одерживали победу, они красили лицо красной краской в честь бога войны Марса. Недаром в свое время Спартак и Александр Македонский одели своих воинов в длинные красные плащи. И не случайно Красная Армия стала «красной» и появилось куча красных названий: «Красный пролетарий», «... партизан», «... суконщик», «... металлист», «... богатырь». Красный считался цветом победы.

«Нельзя Маме оставаться с фашистами!»

Бойцов, уходящих на фронт, на столичной Таганской площади провожала Родина—мать размером с шестиэтажный дом. Ее изображение было нанесено на торец одного из зданий. В руке женщина держала лист с текстом военной присяги, где крупно было выбито: «Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-крестьянской Красной Армии, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным бойцом...» За фигурой Родины—матери были видны поднятые штыки. И, казалось, не было им конца и края...

Много потом было сказано об огромном эмоциональном воздействии, которое плакат оказывал на фронтовиков.

— Товарищ отца в годы войны — рядовой Василий Ефимов, рассказывал, что, смотря в глаза Родины—матери на плакате, у бойцов в голове была только одна мысль: «Надо сейчас же бежать в бой, надо отомстить».

Плакат был переведен на языки почти всех народов СССР и обошел всю страну. Вскоре вышла уменьшенная копия плаката — как открытка, так и марка. Карточка с Мамой, как ласково бойцы стали именовать изображенную на плакате женщину, хранилась у солдат и офицеров в нагрудных карманах гимнастерок вместе с письмами и фотографиями близких людей.

— На одной из встреч с ветеранами фронтовик рассказал отцу, как в начале войны их дивизия обороняла город. Под напором фашистов устоять не смогли. Когда начали отступать, один из бойцов увидел на стене полуразрушенного дома плакат, воскликнул: «Нельзя Маме здесь оставаться!» Соскочив с полуторки, он снял плакат со стены, аккуратно сложил его и сунул под гимнастерку. Когда, уже догнав машину, стал забираться в кузов, его достала пуля снайпера.

Мало кто знает, что художник Ираклий Тоидзе создал в годы войны еще ряд агитационных плакатов. На одном из них он изобразил женщину с ребенком на руках, образы которых были списаны с жены Тамары и сына Сандро. Плакат назывался «За Родину-мать!». На агитке «Отстоим Кавказ!» прообразом моряка стал младший брат художника — Георгий.

— Эти плакаты висели и в бомбоубежище, которое было прямо напротив нашего дома. Помню, мама несла меня в подвал, я кричал: «Не хочу в яму!». Война полоснула и по детским душам.

Красавицу Тамару Тоидзе прятали от Берия

— Писатель Виктор Суворов в своей книге «День М» утверждает, что «Родина-мать» была создана и подписана к печати еще до войны: 25 декабря 1940 года. Потом плакаты были разосланы во все военкоматы, горкомы и райкомы партии в секретных пакетах, которые требовалось «вскрыть по особому распоряжению».

— Пусть эти байки под грифом «секретные материалы» останутся на совести Суворова. Я склонен доверять своим родителям. Плакат заранее никто не заказывал. Это был порыв, озарение. Образ Родины-матери был создан за один день.

— После войны ветеран Владимир Цибизов утверждал, что образ «Родины-матери» был списан с его мамы Анны Ивановны Цибизовой. Женщина ходила отоваривать хлебные карточки в булочную. Потом рассказывала сыну, что в очереди ее приметил художник и пригласил позировать в студию.

— Еще несколько женщин были уверены, что это именно они изображены на всемирно известном плакате. Не хотел бы их огорчать. Но отец работал над плакатом дома, кроме мамы, ему никто не позировал.

— Тамару Тоидзе узнавали на улице?

— Нет, такого не было. Другое дело, что ей часто делали комплименты. Помню, когда маме было уже 60 лет, один из матросов, что вернулся из загранплавания, подарил ей целую пачку... колготок. Просто так, бескорыстно, сказав: «За красоту!»

— Ваши родители были обласканы властью?

— Отец с мамой были очень скромными людьми. Устроенный быт и всякая роскошь их мало интересовали. Я помню, как однажды к ним зашли в гости профессор Смагин с женой. Попробовав апельсины, они отметили их замечательный вкус. Этого было достаточно, чтобы отец тут же собрался и помчался в расположенный рядом знаменитый Елисеевский гастроном. Через десять минут он уже протягивал гостям 5 килограммов фруктов.

На подарки родственникам, друзьям и просто знакомым уходили все премии отца. Сами же родители не имели ни дачи, ни машины. А им не нужно было ничего. Они были антимещане. Мама, например, могла одеваться в Париже, но имела весьма скромный гардероб. У нее было одно-единственное бриллиантовое кольцо, но и то она потеряла. Мама дружила с женой Берия — Нино Теймуразовной. Зная интерес своего мужа к красивым женщинам, Нино всячески скрывала от Лаврентия свою лучшую подругу. Когда после расстрела Берия ее с сыном Серго выслали в Свердловск, Нино сетовала, что не имеет возможности больше общаться со своей любимой Тамарой.

— Неужели руководство страны никак не отметило заслуги Ираклия Тоидзе перед страной?

— Отец был лауреатом четырех Сталинских премий всех возможных степеней — в 1941, 1948, 1949 и 1951 годах, которые потом были приравнены к Государственным. Причем в 41-м его отметили денежной премией не за созданные плакаты, а за иллюстрации к книге Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре». В 51-м он стал заслуженным деятелем искусств РСФСР. Но только в 1950 году отцу выделили отдельную квартиру на Пушкинской улице. Примечательно, что этот дом строили пленные немцы. В его облицовке использовали гранит, вывезенный из Германии, из которого немцы планировали поставить памятник, посвященный Третьему рейху.

В новой квартире на стенах висели бесценные работы художника, которые потом пропали.

— Картины, как и графические работы, были вывезены в Тбилиси, где проходила выставка. Потом грянула перестройка, мы думали, что Министерство культуры перешлет его работы в Москву, но все наследие осталось в Грузии, в музее деда, а многие работы пропали.

Но Ираклий Тоидзе не печалился. Оптимист по натуре, он довольствовался малым, при этом любил цитировать Маяковского: «Мне и рубля не накопили строчки, краснодеревщики не слали мебель на дом. И, кроме свежевымытой сорочки, скажу по совести, мне ничего не надо».

— Отец продолжал работать, когда ему было уже за 80. При этом был очень опрятным, даже по дому ходил в костюме-тройке. Рисовал в рубашке с закатанными рукавами, но в жилете и галстуке.

Умер Ираклий Тоидзе в 1985 году, когда ему было 83 года. Художника похоронили в Пантеоне писателей и общественных деятелей Грузии, в Тбилиси, на склоне святой горы Мтацминда. Его многолетняя муза, жена Тамара, пережила художника на 9 лет. Урна с ее прахом покоится на одном из московских кладбищ. Их сын Александр тоже стал художником, работал над киноплакатами. Оставил карандаши и кисть только тогда, когда практически перестал видеть. Внук Ираклия — Гоша Тоидзе — успешный режиссер-клипмейкер, известный своими работами с российскими звездами.

Но самой большой реликвией в семье остается плакат «Родина-мать зовет!», который и ныне висит в гостиной у них на стене.

После войны художник Ираклий Тоидзе для различных музеев сделал еще десять авторских повторений плаката, оригинал же хранится в Третьяковской галерее.

Для одних плакат стал образцом советской военной пропаганды. Для других — Родиной—мамой, которую нужно отстоять и защитить. Для семьи Тоидзе изображенная на нем женщина — бесконечно родной и любимый человек.

 

 

источник